Перевменить это вам не недовменить! (или некоторые особенности квалификации органом предварительного расследования преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств) Пролог: «Послушайте, уважаемый защитник, ну неужели вы не знаете, что всегда лучше перевменить, чем недовменить?» — говорит тебе в очередной раз очередной работник доблестного следствия, удивленно глядя в глаза.
«Да я понимаю, что он не сбытчик! Что же вы думаете, мы тут совсем «не алё»? Ну поймите же, наше руководство отдела настаивает на такой квалификации… да и вам, в суде, будет чем заняться» — тут же продолжает незадачливый правоохронитель и расплывается в слегка виноватой улыбке. «Конституция? Презумпция невиновности? Нет-нет, такого не слышали и не практикуем! И вам не советуем заниматься этими глупостями!» — нелепо отшучивается он же и одновременно тянется к принтеру, только что выдавшему очередную порцию свежих и очень важных постановлений.
И вот, уже в темном и холодном коридоре, какого-нибудь районного отдела полиции, ты пытаешься объяснить заплаканой матери, как так получается, что ее сына обвиняют в сбыте наркотиков, не имея на то ни единого основания и что домой ее «дитятко» сегодня с ней не поедет. А дальше… дальше долгое следствие: допросы, экспертизы, ходатайства, очереди в СИЗО, бесконечные и незаконные продления подстражного срока и все только ради того, чтобы доказать чью-то невиновность….
Знакомая ситуация? Уверен, что коллеги, практикующие уголовное право, не раз и не два оказывались в ней, ну, а те из коллег, кто имеет опыт защиты по ст. 228.1 УК РФ, сталкивался и сталкивается с такой позицией следствия постоянно. Вот и я, на днях, в очередной раз прочувствовав на практике «объективность, полноту и всестороннесть» расследования, решил вспомнить одно из проведенных мной дел данной категории, запомнившееся мне особенно.
Обстоятельства дела: Обратились, как-то, ко мне родители молодого парня, которого несколько дней назад задержали сотрудники полиции с наркотиками. Ранее не судимый, студент, с обеспеченными и порядочными родителями и вдруг – сбытчик наркотиков. Ему было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30 , п. «б» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ. На первом свидании в СИЗО мой новый подзащитный поведал мне, что действительно приобрел наркотик, но исключительно для личного употребления, т.к. на протяжении длительного времени курит «гашишь» и не может избавиться от этой пагубной привычки.
Также Андрей (назовем его так) наставивал на том, что никогда и ни кому не сбывал наркотические средства. Вооружившись этой информацией я приступил к защите. С большими трудностями и преодолевая препятсвия со стороны следствия, но все же реализовав полномочия, которыми защитника наделяет п. 6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ, я ознакомился с протоколами следственных действий, произведенных с участием моего подзащитного (до моего вступления в дело) и иными документами (акт медицинского освидетельствования, где было установлено состояние наркотического опьянения Андрея в момент задержания, и справкой о химическом исследовании изъятого у него вещества).
При этом, я обнаружил, что данные материалы действительно не содержат каких-либо сведений или косвенных признаков причастности подзащитного к сбыту. Кроме того, будучи допрошенным в качестве подозреваемого и обвиняемого, Андрей изначально не признавал свою вину в предъявленом обвинении. Вызвало также удивление то обстоятельство, что в ходе личного досмотра не был изъят (во всяком случае об этом не было отметки в протоколе) мобильный телефон моего подзащитного, что достаточно странно, для дел подобной категории. Вместе с тем, следователь пояснил мне, что у него имеются неопровержимые доказательства причастности Андрея к сбыту наркотиков и я обязательно «все пойму» когда буду знакомиться со всеми материалами дела. Не буду описывать весь процесс предварительного расследования, т.к. ничего незаурядного там не происходило.
Мой подзащитный, по-прежнему наставивал на том, что он не совершал и не планировал совершать инкриминируемого деяния, соответственно, я с большим интересом и легким волнением ожидал окончания расследрования. И вот он час «Х». Передо мной материалы дела и возможность наконец-то понять логику следствия. И чем же по-мнению органа расследования была доказана вина Андрея?
А вот чем: — протоколами допросов 4-х оперативников, учавствовавших в задержании и несколькими служебными рапортами этих же сотрудников, которые пояснили, что до задержания никакой оперативной информацией на предмет причастностик сбыту обвиняемого они не распологали; — протоколами допросов понятых, учавствовавших в личном досмотре и изъятии вещества, которые пояснили, что действительно там присутствовали; — протоколом личного досмотра и изъятия вещества; — заключением химической экспертизы; — заключением психиатрической экспертизы, согласно которой у подзащитного обнаруживается «пагубное употребление канабиноидов» ; — актом медицинского освидителтьствования, согласно которого у подзащитного после задержания установлено состояние наркотического опьянения; — и, непонятно откуда взявшимися (телефон то не изымался!) распечатками, сомнительного качества, переписки якобы подзащитного с третьими лицами, на предмет приобретения наркотиков (внимание!) моим подзащитным (!!!) и…. все… «Товарищ следователь, так а чем же, по вашему мнению, подверждается вина моего подзащитного?» — спросил я, закрыв последний том дела.
А в ответ я услышал, практически дословно, те фразы, которые мной описаны в прологе этой публикаци.. (их там по методичке готовят что-ли?). Ну а дальше судебное следствие: исследование доказательств, допросы оперативников путающихся в своих показаниях, вечно протестущий государственный обвинитель, с заранее отрепетированными фразами, «на все случаи жизни», прения, в ходе которых прокурор настаивал на том, что вина доказана в полном объеме и просил назначить наказание в виде 9-ти лет лишения свободы, последнее слово подсудимого, и приговор, согласно которого, Андрей признан виновным по ч. 1 ст. 228 УК РФ (хранение без цели сбыта) и согласно которого назначено наказание в виде 9-ти месяцев лишения свободы, которые на момент вынесения приговора он уже практически отбыл, находясь в СИЗО…слезы радости родственников и чувство удовлетворения.
Эпилог: Эта история не про феерическую защиту (хотя она пожалуй была не самой плохой), а про то, что все у всех закончилось хорошо: родителя спустя 9 месяцев бессонных ночей, наконец, обняли сына; сын завязал с вредной привычкой (хороший парень, на связи с ним до сих пор); доблестные оперативники хоть и с позором, но все-таки, согласно статистики, «раскрыли» сбыт особо опасного вещества (им в зачет идет не результат рассмотрения дела, а лишь предъявленное следствием обвинение) и обезвредили «особо опасного преступника»; суд, который (в кои-то веки) вынес справедливый приговор — за что ему отдельная благодарность; а защитник в очередной раз убедился, что даже в наших реалиях его работа не всегда бесполезна и, пожалуй, очень даже важна. Правда остался один вопрос…а сколько же таких Андреев, история которых закончилась (или закончится) не так удачно?…
